После войны на базе полка организовали военное автомобильное училище и отец остался служить. Любимая преподавательская работа, уже знакомый коллектив, друзья, квартира. Офицерская форма, довольствие, привилегии, офицерская зарплата. Он начал мирную послевоенную жизнь. В 46-м году родился мой брат, Борис.

 Жизнь потекла своим чередом – работа, служба, семья. В 48 году отец увлекся английским языком. Купил самоучители и освоил язык так, что мог говорить с англичанами и американцами. Я, свидетель, в 1990 году, когда мы дружили с американцами, и часто встречались с ними, он говорил вполне сносно. В те годы ни о каких иностранцах речи быть не могло, но он надеялся, когда – нибудь, поговорить с людьми свободного мира. Время было опасное - дело врачей, тяжелый антисемитизм. Еврей, изучающий английский язык, был, безусловно, враг, но отцу повезло, видимо, было не до него. В 52 году он поехал в Ленинград, поступать в адъюнктуру Военно-транспортной академии. Ему открытым текстом сказали, что с такой фамилией в адъюнктуру не берут.

 Счастливые 50 годы. После смерти Сталина страх постепенно ушел. Жизнь налаживалась. Отец еще молодой, с офицерской походкой, ему шла форма, особенно парадная. Самая красивая форма была после войны – парадный мундир имел широкий запах под горло и воротник стойкой, в таких сейчас маршируют только кремлевские разводы. Все офицеры выглядели очень стройными.
 Дружба, общение семьями. Красивые офицерские жены. Крепдешиновые платья, босоножки на высоких каблуках, аккуратные шляпки с вуалью, перчатки сеточкой, капроновые чулки со швом - очень элегантно и женственно. Чернобурки прямо на платье – шикарно. Помню одурманивающий запах пудры в коробочках и духи «Красная Москва».

 Каждый год отец ездил в Астрахань к родителям. Бывал в Москве, в Ленинграде, летом ездил на море в разные военные санатории и дома отдыха. Эти дворцы в Крыму и на Кавказе я много раз видел, но никогда в них не бывал. Там было отличное обслуживание и достойная медицина. Турпоездки по окрестностям, в широких шляпах, по той моде. 

 В 1959 году отец взял нас в Москву. Он был там в командировке, но была возможность устроить и нас. Мы все вместе две недели провели в Москве, жили в гостинице ЦДСА. Я целыми днями пропадал в музее Советской Армии, любовался макетами танков и настоящим оружием. Хорошо помню свои восторженные впечатления от Москвы.

 Отец много читал, всем на свете интересовался, выискивал литературные новинки. Я помню, что я очень любил гулять с ним, когда еще надо было ходить за ручку. Мы заходили в книжные магазины, и все   продавщицы знали его и, видимо, кокетливо улыбались ему, предлагая разные новинки. Он был членом общества «Знание», подготовил несколько лекций для народа по научным проблемам. Одну из таких лекций я читал, она сохранилась в его архиве – это лекция о теории относительности.  Потом, в его архиве я нашел еще несколько лекций на сильно пожелтевшей бумаге -это лекция по «Логике» и по «Кибернетике». По линии общества «Знание», у него были какие - то друзья, которых я не помню, но, думаю, что это был интересный круг общения.

50 годы - это еще дотелевизионная эпоха, и люди не сидели тупо у ящика, а общались.  Это было время похожее, на 19 век, когда люди были ценностью друг для друга. Разговор, обмен мнениями, был органически необходим для людей того времени. Современное общение по телефону или по емеил, это возможность только высказаться. Но она не предполагает возможности понять собеседника. Когда не видишь и не ощущаешь человека рядом, пропадает снисходительность и сопереживание, судя по некоторым форумам, и комментариям, сейчас царит злоба и наслаждение от взаимных оскорблений. Очень трудно быть откровенным, когда собеседника нет рядом, люди становятся сухими, теряют способность сопереживать.

 В 60-м году вдруг приняли решение о сокращении армии. Зарождались ракетные системы и доктрина предполагала, что в таких условиях нет надобности в большой сухопутной армии, в авиации и флоте. Все сократили, и перераспредели средства в пользу ракетостроения и космоса.

 Училище во Владикавказе, ликвидировали. Отец вынужден был уйти из армии с неполной выслугой и получил только треть пенсии, всего 87 рублей (к концу жизни он уже получал полную военную пенсию).
 Мама проявила деловые качества и добилась, как тогда говорили, приличной квартиры со всеми удобствами.  Мы сначала переехали в однокомнатную квартиру в новостройке, а потом в хорошую сталинскую двухкомнатную квартиру на Тбилисской 84 (сейчас проспект Коста). В этом доме мы жили с 1961 по 1964 год. Там я прожил счастливые годы старшего детства. Огромное количество детей, бесконечные дворовые игры, футбол, летом водная станция, походы на «Лысую» гору.
 

Отец устроился инженером по своей специальности, он стал работать в лаборатории завода по электрооборудованию автомобилей. Круг его друзей был, в основном, прежний - армейский, все офицеры осели там, и остались на разных гражданских работах.

 Большая методическая работа в училище была замечена в Министерстве обороны и ему сделали заказ на книгу «Электрооборудование автомобилей», которая вышла первым изданием, еще, когда он служил. Книга понравилась и оказалась полезной, отец подготовил еще несколько изданий, которые вышли в первой половине 60-х годов.
 У меня в библиотеке сохранились книги «Танк», «Артиллерия», «Электротехника», изданные Министерством обороны в 50-е годы. Книги написаны прекрасным, доступным языком, отлично иллюстрированы, то есть, очень полезные для подготовки офицеров. Очень горжусь тем, что книги моего отца стоят в том же ряду, и, думаю, принесли большую пользу. Эта работа отца повлияла на мой выбор специальности. Я закончил МАМИ по специальности «Электрооборудование автомобилей».

 Страсть отца к путешествиям, наконец, нашла выход. Как только разрешили турпоездки за границу, он купил путевку на гонорар от книги и поехал на две недели в Венгрию и Чехословакию. Я помню, сколько было восторга, подарков, впечатлений, какие-то эпизоды из этой поездки, он рассказывал до конца жизни.  

 Через год отец вернулся к преподавательской работе.
 Брат вырос, я подрастал, отец всегда хотел, чтобы мы получили столичное образование, и сам он, как и в юности, хотел жить в столицах. Армейские годы исключали такую возможность, а теперь она появилась. Переехать в Москву было сложно, а вот, в Подмосковье, можно было просто обменять квартиру. Наша квартира была вполне приличной и родители стали заниматься обменом. 

 1964 году мы переехали в г. Электросталь, в часе езды от Москвы. Отец с мамой прожили здесь до конца жизни.
 Отец уже понимал, что ничем, кроме преподавания он заниматься не будет. Несколько месяцев, он проработал в школе №3, преподавал математику, и оставил такое хорошее впечатление, что его просили остаться и школа и ученики. 1 сентября он начал заниматься любимым делом – преподавал электротехнику в Московском областном политехникуме. Он быстро завоевал авторитет и симпатии студентов. Обаяние было в том, что он не был высокомерным, умел держать внимание аудитории и, конечно, умел доходчиво объяснить. Он не демонстрировал свои знания, а умел встать на уровень студента и рассказывал так, как студент, который только что понял материал.

 Он испытывал все новомодные педагогические тенденции и все время придумывал свои педагогические приемы. Его курс электротехники был издан в нескольких брошюрах, которые сильно облегчали усвоение материала. Свою методику он постоянно обновлял до последних дней работы. С большим интересом он занимался созданием новой лаборатории электротехники. Он строил ее несколько лет, и лаборатория долгие годы была предметом гордости техникума. 

 Главным критерием успеха было, конечно, мнение студентов. Они всегда хорошо отзывались о нем как о преподавателе, и, что важнее, с большой симпатией и уважением относились к нему, как человеку.  Многие люди, с которыми меня сводила судьба, узнав, что я его сын, сразу спрашивали об отце, и желали ему долгих лет и здоровья, пока он был жив, и говорили самые теплые слова после его смерти. Оставить о себе хорошую память у стольких людей – великолепный результат жизни.

 Любопытство и увлеченность, отличали его всю жизнь. Разнообразные интересы – история, политика, литература, он увлекался всем. Несколько друзей – собеседников очень поддерживали его интересы. Умница и очень оригинальный человек Федот Моисеевич Афанасьев,  Владимир Александрович Шамолин. Они часто обсуждали текущие политические события, делились прочитанным, и обсуждали редкие книги по истории, в которых была трактовка событий, которая отличалась от официальной. Я тоже кое-что читал, и принимал участие в обсуждении. Помню очень интересные разговоры о параллелях нашей революции и Французской. Мы тогда все читали про Дантона, Робеспьера и Наполеона.  Иногда Федот Моисеевич приносил самиздатовские книги и просто машинописные, их давали на короткое время, и надо было прочитать быстро, из них, мы узнавали такие факты, которые в официальных материалах не могли появиться. Все эти книги вскоре стали достоянием гласности, но тогда, до перестройки, они дали возможность увидеть историю гораздо более подробно и правдиво.  Азеф, Савенков, Распутин, Ленин, и, конечно, Сталин, были очень интересны для нас. 

 Очень хотелось знать правду о войне, но тогда еще не были доступны правдивые мемуары, которые появились позже (Николай Никулин - автор лучших солдатских мемуаров, служил там же где отец, на Ленинградском фронте). Я говорил с отцом о войне, к сожалению, все основные вопросы появились у меня, когда его уже не было в живых. Он кое-что рассказывал, но однажды сказал: «Правды о войне, тебе не расскажет никто». Я потом несколько лет был знаком с бывшим армейским разведчиком Александром Никитовичем Языковым. Он считал, что у него необычная фронтовая судьба, он был всего лишь ранен, а не убит. Я однажды спросил его мнение об очередном военном фильме, он ответил, что кино о войне он не смотрит и сказал, что-то типа «Зачем они снимают то, о чем понятия не имеют». И я вспомнил, что мой отец тоже никогда не смотрел кино о войне. Помню, мы как-то обсуждали фильм «Падение Берлина», в нашем кружке, все возмущались неправдой о том, что Сталин приехал в Берлин и т. д., отец отмалчивался, а потом сказал, что не смотрел фильм.

 Отец всегда интересовался наукой, в той мере, в которой готов был понять научные достижения. Восхищался физиками 20 века. Собрал и прочитал книги обо всех знаменитостях физики, которые издавались у нас. Гейзенберг, Винер, Оппенгеймер, Ферми и Курчатов и другие, благодаря ему я тоже прочитал многие из этих книг. Он с большим интересом и, часто с пониманием, читал все газетные сообщения о новостях науки. Его увлекали идеи кибернетики, и он продолжал искать материалы о ней даже в те годы, когда кибернетика считалась буржуазной наукой. Очень любил научно-популярную литературу и всегда хвалил хорошо написанные и полезные книги. Собирал новую серию, которая называлась «Жизнь замечательных идей». В его библиотеке были старые –довоенные и дореволюционные книги, которые остались теперь в моей библиотеке. В детстве, я часто перелистывал Перельмана «Популярная механика» и «Популярная физика» потом оказалось, что я много знаю, благодаря этим книгам.

 Любимое рабочее место отца – письменный стол. Он очень любил работать. Книги, листы бумаги, ручка, настольная лампа - очень уютно. Иногда он засиживался за полночь. Когда я стал взрослым, то понял смысл фразы –«Лучше всего воспитывает лучик света из комнаты отца, в которой он работает». В детстве я не знал, что бывают отцы, которые ничего не делают, пьют, или тупо сидят весь вечер у телевизора, мне казалось, что все, такие как мой. 

 У отца в пятидесятые годы была очень ценная подборка классики. Тогда издавали подарочные издания большого формата, с прекрасными иллюстрациями, переложенными, папиросной бумагой. Я помню такой том Пушкина и очень жалею, что его нет. Отец любил Пушкина и многое знал наизусть. В конце жизни читал мне большие куски из «Евгения Онегина». Я очень любил, когда он читал вслух. «Медного всадника» он читал лучше любого артиста, так мне казалось в детстве. 

 Прочитав какой-то материал о гипнозе, он так увлекся, что начал серьезно изучать его историю и практику. В какой-то момент, почувствовав в себе способности гипнотизера, он стал пробовать и у него получилось. Он начал проводить сеансы гипноза для студентов, даже показательные выступления в актовом зале, я, к сожалению, не видел, но говорят, что все было вполне профессионально и зрелищно. Потом ему запретили проводить такие сеансы, что, в общем – то, объяснимо.

 Отец никогда не пил по желанию, что конечно ограничивало его социальность, трудно было поддерживать отношения, когда мужики накрывают стол, режут колбаску и открывают баночку шпрот и разливают портвейн. Мама говорила, что он никогда не пьянеет. Иногда были ситуации, когда ему приходилось выпивать, и я два раза был свидетелем. Когда он выпивал, то, действительно, никаких признаков опьянения видно не было.

 
 Отец был здоровым человеком, хотя очень подозрительно относился ко всяким недомоганиям. 
 Когда-то, в 30 м году, уже в Москве, он заболел и ходил к частному профессору, тогда, еще по старинке, врачи принимали на дому. Профессор сказал: – «Юноша, вынужден сказать вам правду, у Вас туберкулез, и, возможно, Вы долго не протяните». Отец говорил: «Я был в ужасе, но вышел на улицу, там светло, тепло, солнечную и..., не поверил ему». Он прожил, с тех пор, еще 72 года.

Конец жизни он хотел прожить здоровым и полноценным человеком, начал читать всякие книжки о системах поддержания здоровья. Он поочередно увлекался бегом трусцой, системой снятия статического заряда академика Микулина, системой здоровья академика Амосова и добросовестно выполнял все их рекомендации, что, наверное, позволило ему долгие годы оставаться вполне здоровым.
  

Отец любил технические новинки (это качество унаследовал, мой старший брат Борис). В детстве, он с мальчишками бегали из любопытства за автомобилями, которых в Астрахани было два. Любил смотреть на аэропланы. Самое большое детское увлечение - белые волжские пароходы. Одна из любимых книг нашей семьи - «Одноэтажная Америка» И. Ильфа и Е. Петрова. Они описывают свое путешествие 1935 года и всякие технические новинки – пылесосы, холодильники и т. п. Отец всегда восхищался Америкой и всеми техническими достижениями, которые описаны в этой книге. Когда в Советском союзе появились в продаже холодильники, отец был среди первых, кто его приобрел.                                                            

В 1957 году у нас появилась первая магнитофонная приставка – магнитофон, приводом которого, был электропроигрыватель. Коробка от нее хранилась в его квартире до конца жизни, маленькие кассеты до сих пор есть (там наши детские голоса) и наверняка записи песен и романсов в его исполнении. Жаль, не на чем прослушать, если, конечно, пленка выдержит протяжку.

  У отца был прекрасный трофейный приемник «Империал», такого качества звучания я не помню у любого более современного аппарата. Он сам составил схему этого приемника и ремонтировал его. Я подрос и испортил его безнадежно. На нем не было коротких волн, поэтому слушать "голоса" было нельзя. В 60-е годы у нас были магнитолы "Неринга" и "Миния", в них приемники были уже коротковолновые и мы слушали «BBC», «Голос Америки», и иногда радио «Свобода». Отец считал самой приличной станцию «BBC». Великолепная эпоха рок музыки, осталась в моих воспоминаниях не только на редких пластинках, но как радиопередачи "голосов".

 Видеомагнитофон, с момента появления (1980 году), стал мечтой отца, ему хотелось собирать записи с телевизора, раскладывать их, как библиотеку, и делиться с нами и с единомышленниками, которых в эти годы уже не было. Мечта сбылась. Летом 1990 экономическая ситуация в Советском Союзе стала угрожающая. И. Силаев – глава правительства, объявил, о повышении цен на хлеб. Цена хлеба – как говорил когда-то Брежнев – это политика. Я понял, начинается гиперинфляция. У отца было накоплено шесть тысяч рублей, это очень приличные деньги по советским меркам, на такие деньги в старости в Советском союзе 70 х годов, можно было прожить, ни в чем себе не отказывая. Но в конце 80-х годов это было уже совсем не много, но все-таки. Я сказал, надо немедленно что-то купить, иначе деньги пропадут. Мы купили ему видеомагнитофон – отличный аппарат за 4500 рублей. Он много лет с удовольствием записывал, просматривал и хвалился своей коллекцией записей. Это было одно из главных удовольствий последних лет его жизни.

Мой брат Борис стал заниматься персональными компьютерами еще в середине 80-х годов, когда они были доступны только богатым предприятиям. Он сам сделал первый любительский компьютер Радио – 86.

Сейчас, только ленивый не может собрать компьютер, а тогда это было чудо. Нужно было изготовить довольно сложную двухстороннюю печатную плату. Удалось это сделать после трех неудачных попыток. Установить все детали и пропаять их на этой плате соединяя стороны. И главное, нужно было записать в ПЗУ программу оживляющую эту самоделку. Записать без ошибок более тысячи комбинаций ноликов и единиц! А когда компьютер не заработал, нужно было найти причины: это могли быть неисправные детали, проблемы пайки и, главное, ошибки в программе. В конце концов, после устранения трех ошибок в ПЗУ и устранении замыкания в адресной шине компьютер заработал и, как хорошая игрушка, радовал нас всяким кружками на экране и простыми играми

Когда компьютеры стали более доступными, мы смогли купить их себе. И отец стал завидовать нам. В 95 -м году, когда ему было 83 года, мы купили компьютер и ему. Сейчас, когда все дети с 5 лет умеют все на компьютерах и телефонах, кажется странным, что компьютер надо осваивать, надо понимать, как работает система, как работают приложения, и все это очень не просто. Отец не испугался и с большим упорством начал заниматься. Вскоре он стал вполне понимающим собеседником, когда мы разговаривали о разных компьютерных проблемах. Он стал писать в «Word»  и считать в «EXCEL», думаю, что он был одним из старейших людей, кто смог освоить компьютер.

 
 Небольшая коллекция пластинок, которая была у отца, состояла из шедевров. Я по этим пластикам познакомился с "Травиатой" и "Риголетто". Он часто напевал арии из этих опер и рассказывал, что знает их с детства, потому, что его тетки любили их петь. Других источников музыки тогда не было, граммофон и патефон были большой редкостью. Отец любил все популярные оперетты, "Сильву" знал полностью. Мы с дочкой, году в 96 взяли билеты на "Сильву" и пошли с отцом в театр оперетты, какое это было для него счастье. 
  Он очень любил фильм «Большой вальс» и многие более поздние музыкальные фильмы. По его совету я смотрел «Кубанские казаки», и до сих пор восхищаюсь музыкой и песнями этого фильма, посмотрел, конечно, и «Сказание о земле сибирской». Театр он любил английский – Бернард Шоу, Теккерей, Шеридан «Школа Злословия»  и т. п. Кино любил только умное и веселое – серьезные американские фильмы прошлого и комедии типа «Безумный, безумный мир». Очень любил Аркадия Райкина, первый раз он его слышал на концерте 1939 году.

В конце 60-х годов начали издавать серию из 200 томов «Библиотека всемирной литературы». Он, не раздумывая, подписался на нее и собрал все 200 томов. Одним из любимых видов отдыха у него было систематизирование собственной библиотеки. Он перекладывал все книги, переставлял с места место, подбирая по темам, составлял списки, иногда мудро избавляясь от устаревших и ставших ненужными книг. Большую часть времени, которое отводилась на чтение, он тратил на специальные и научно – популярные книги, но успел прочитать почти всю художественную литературу, которая стояла у него на полках.  Он многие годы выписывал «Новый мир» и успевал прочитать все знаменитое, что выходило в журналах «Звезда», «Октябрь», «Иностранная литература». У нас были целые подписки еженедельника «За рубежом».

 В перестроечные годы читать книги было уже некогда. Газеты и журналы («Огонек», «Московские новости» и т. д) были такие интересные, что читали каждый номер, передавали друг другу, рассказывали, обсуждали.
 В конце 90 годов я купил в магазине книгу воспоминаний Анатолия Рыбакова «Мой 20-й век». У меня времени читать не было, и я отнес ее отцу. Когда я пришел на следующий день, он, полный впечатлений, сказал, что это самая интересная книга, которую он прочитал за последние 20 лет. Начал читать и не мог оторваться, читал всю ночь. Оказалось, что эта книга, во многом, напоминала ему собственную жизнь, когда он начал перечислять совпадения его жизни и жизни автора, то я тоже был удивлен, насколько они совпадают. Одна эпоха, имена родственников, характеры родственников, школьные годы, совпадение взглядов. Одна специальность. Похожая фронтовая судьба. Послевоенная жизнь и творчество. Я взял почитать, и потом, несколько последних лет его жизни, мы обсуждали ее, и он делился воспоминаниями. Я не записывал, казалось, запомню то, что он рассказывал, но, оказалось, запомнил мало.

Всю жизнь он интересовался политикой. Хорошо знал историю, с интересом читал о политических деятелях и революционерах. В 20-е годы, когда он учился в школе, система воспитания выковывала сторонников нового строя. Все одноклассники были оголтелыми революционерами, люди с буржуазным прошлым и "нэпманы" были врагами. Все это он описал в своих мемуарах о том времени. В конце концов он принял линию партии (Сталина), но всегда восхищался Троцким и Лениным.  Он считал коммунизм идеальной системой, к которой человечество неизбежно придет. В партию он вступил на фронте. Всю жизнь он занимал критическую позицию интеллигента, который не соглашался с методами и осуждал репрессии. До войны, думаю, он это скрывал. Когда я уже подрос, то во взрослых разговорах все время слышал о репрессиях, расстрелах, о страшной закрытости системы и отсутствии свободы.  У нас появилась книга «Оттепель» Эринбурга. 20-й съезд и вынос Сталина, он считал абсолютно правильным.

В 64-м году после отца и брата я прочитал «Один день Ивана Денисовича» - Ту саму мягкую книжку в бумажном переплете с крупными буквами на обложке. С тех пор имя Солженицына стало предметом уважения. Я, правда, мало, что понял, но, когда перечитывал недавно эту книгу, оказалось, что многое помню из нее. С симпатией он относился к Хрущеву, восхищался его способностью говорить многочасовые речи, всегда сравнивал с немногословным скрытным Сталиным. Отец с уважением отнесся к Ростроповичу, который приютил опального Солженицына. О том, что Твардовский, уважаемый человек, я тоже узнал от отца. Тон обсуждения процесса Синявского и Даниэля, был такой, что я в школе говорил об этом так, что вызвал гнев учительницы литературы, которая обозвала их перед всем классом предателями и отщепенцами.

Отец ездил со мной в институт на какой-то вступительный экзамен, и когда мы возвращались, у метро, на стойке с газетой он прочитал о том, что наши вошли в Чехословакию. У меня был какой-то восторг, как будто День победы, но отец был мрачный и сказал: «Не думал я, что они на это решатся».

В перестроечные, и потом, в 90-е годы, он с интересом смотрел телевидение. Мы часто обсуждали разные политические и исторические передачи. Очень воодушевленно он принял участие в утопической кампании по борьбе с пьянством и алкоголизмом. С удовольствием взял на себя обязанности председателя местной ячейки общества трезвости. Мне кажется, у него было настроение похожее на настроение школьника 50 лет назад, в 20 е годы (Как в республике ШКИД)

Его отношение к политической ситуации менялось. Искренняя поддержка Горбачева и перестройки постепенно сменилась, как и у всего народа, сомнениями. Жизнь становилась трудной, пенсии не хватало, хотя мы помогали. Он не мог смириться с абсолютной контрреволюционностью нового режима, с торжеством буржуазной идеологии и морали на фоне стремительно падения экономики и уровня жизни. Он писал письма Ельцину, хорошо понимая, что их не станут читать даже в приемной. Смысл был в том, чтобы сформулировать для себя и для нас, суть тех проблем, которые нарастали с каждым днем.
 Особенно его возмущали, выросшие откуда-то колдуны и предсказатели, разные маги и волшебники. Он сначала думал, что это какие-то шутки, но потом выяснилось, что это все всерьез. Никак в голове не укладывалось, что в газете «Известия» (он ее помнил под редакцией умницы Бухарина, коммуниста, просвещенного человека), в 90-е годы 20 века, на полном серьезе будут объявления «Приворожу», «Сниму порчу» и т. д.  Дожить до такого идиотизма!

 Он всегда интересовался западной жизнью, рассказывал мне какая там свобода.  С иронией говорил: «Там, между прочим, заранее неизвестно, кто победит на выборах». Особенно он восхищался Англией и ее тысячелетней демократией. Книгу Овчинникова «Корни Дуба» читал, мне кажется, не один раз, и рассказывал мне много примеров оттуда. Сам он уехать не мечтал и не собирался, у него не было проблем, хорошая работа, квартира, признание, налаженный образ жизни и приемлемый быт. Когда моя дочь, его внучка, проявив самостоятельность, в 15 лет уехала учиться в Америку, он был счастлив за неё и по-доброму завидовал ей.

 Когда я впервые поехал в Англию, его уже не было в живых, все, что я видел, я старался видеть глазами отца. Я вышел на станции «Парламент» и встал у известной с учебников башни «Биг –Бен», прошел к Вестминстерскому Аббатству. Потом пошел по мосту к Аквариуму. И все время думал о нем, как жаль, что он не дожил.

 Любимым местом отца в Лондоне, о котором он мечтал, был «Гайдпарк». Место, где можно сказать то, что думаешь, выступить и не опасаться, что говоришь что-то запрещенное. В «Гайдпарке» можно говорить все, нельзя только ругать королеву. Для советского человека, это было непонятно, как это - можно говорить все, такого быть не может. Говорить публично можно только то, что разрешено. Отец говорил о свободе в «Гайдпарке» с восхищением.

Я пошел в «Гайдпарк» в первый же приезд в Лондон. Более точно место называется  «Спикерс – конор» – уголок ораторов. Там, действительно, было много народу и примерно так, как я себе представлял. Десяток людей на определенном расстоянии друг от друга, чтобы не мешать, собирали кружок слушателей и говорили, кто о чем. Ораторы становились на алюминиевые стремянки в две ступеньки, говорили, и, иногда, демонстрировали примитивные плакаты. Выступающие были, в основном, негры средних лет, и темы у них оказались довольно однообразны. Оказалось, что самое главное, это понять, что вокруг нас Иисус Христос, и спасемся мы, только, если, последуем за каким – ни будь из этих ораторов. В общем, скука смертная, и, видимо, не только для меня, но для других слушателей. Они лениво переходили от одного оратора к другому, показывая, что заняться все рано нечем.

 Я потом часто бывал в Лондоне, и так сложилось, что Оксфорд стрит, и дальше «Гайдпарк» были удобным путем для меня. Я приходил, на «Спикерс конор», но там было пусто, и следующий раз опять пусто, я удивлялся, пока до меня не дошло, что «Спикерс конор» «умер», стал не нужен. То есть, я застал, последний год, когда он еще собирал народ, и потом все исчезло. Понятно – интернет заменил островок свободы в самом демократичном городе мира.

 Несколько лет отец дружил со своим учеником Сергеем Серовым. Оказалось, что у них родственные души. Много общих интересов, и было, что обсуждать. Читали книги, которые рекомендовали друг другу, рассуждали о политических и исторических событиях. Сергей был склонен к религии и читал различную православную литературу. Отец был абсолютным атеистом, но с пониманием относился к взглядам других людей, возможно, они спорили, возможно, не соглашались по принципиальным вопросам, главное, что они дружили. Отец всегда очень тепло отзывался о Сергее. В старости люди совсем одиноки, но у отца был друг, и это скрасило его последние годы.

 Мы с дочкой решили поздравить отца 9 мая 1995 года, это был большой праздник пятидесятилетия победы. Отец надел полковничью форму со всеми медалями и орденами, и мы поехали вечером на салют. Где-то, далеко от центра, оставили машину, и пошли гулять по праздничной Москве. Отец очень любил Москву, день был красивый, солнечный. У нас было прекрасное приподнятое настроение. Гуляли долго, сил у всех хватало. Множество народу, цветы, звон медалей - замечательный праздник. К началу салюта мы дошли до Новоарбатского моста, нашли местечко у парапета. Зрелище салюта было прекрасным, но самое запоминающееся было то, что молодые люди, стоящие вокруг, стали подходить к отцу и искренне говорить ему поздравления и слова благодарности. У нас у всех навернулись слезы на глазах.

 
 Последние два года его жизни были трудными, в 2002 году он умер.