Возвращаюсь к моменту вселения в описанную квартиру - февраль или март 1918-го года. В комнатах ужасающая холодина, вода замерзает, а для печей нет дров. Папа где-то раздобыл "буржуйку" (железную печурку), поставили ее в большой комнате, трубы от неё вывели в окно и затопили чурками. Такими печурками, по моему, топилась тогда вся Астрахань. Кто наладил их производство, их продажу и чурок к ним в те трудные времена, - непонятно, но они спасли многих. С чурками мы тоже бедствовали и поэтому мерзли все равно; настолько, что, например, мои руки были обморожены до язв на пальцах. Последствия обморожения ( болезненная чувствительность кистей рук к холоду) осталась на всю жизнь. И я, и мой братик часто болели. Помню себя, стоящим в кроватке, плачущим и кричащим - мама обматывает чем-то горчим моё горло при каком-то очередном заболевании. Думаю, что последствием явилось и то, что я абсолютно лишён обоняния. Особенность этого органа чувств в том, что его отсутствие окружающим не видно и я сам в детстве об этом не догадывался, только удивлялся, когда слышал "Ой как сильно (плохо,хорошо) пахнет". Думал "представляются","девчачьи нежности". Или ещё, даже нечто психическое: Как-то ночью проснувшись в кроватке (а в комнате в то время я спал один), я с ужасом увидел вошедшего из передней в комнату совершенно голого человека, приближающегося к моей кроватке, конечно же, чтобы меня украсть. Обомлев от страха, я стал звать: "папа!", "папа!". Папа медлил, а голый незнакомец стал медленно пятиться назад к двери. Я кричал: "Папа, скорее!","Скорее!". Однако, в то самое мгновение, когда, наконец, показался, незнакомец исчез, тихо закрыв за собою дверь из передней. Я кричал "Он тут, он за дверью!". Папа довольно лениво пошёл за приведением и вернувшись стал меня успокаивать совместно с присоединившейся мамой. Такое повторялось много последующих ночей. Я стал бояться приближения вечера. Никакие успокаивающие уговоры родителей и всех других родичей не помогали - ведь я же видел голого своими глазами, а кто ж не верит своим глазам? Конечно, с взрослением это прошло, но для меня так и осталось неизвестным, почему мои родители не прибегли к помощи психотерапевта; или тогда их не было?

С 7-го февраля 1918-го года, когда Астрахань окончательно стала Советской, она не попадала в руки белых ни на один день, как многие другие города и районы бывшей царской России. Всю вторую половину 1919-го года Советская Астрахань отражала натиск белогвардейских и белока-зачих войск и тревога (а для кого и надежда) по поводу возможного падения "красной" Астрахани витала в воздухе. Астраханскую оборону возглавил.М. Киров. Была создана ХI -ая армия. Мне это наименование близко тем, что в штабе этой армии работала машинисткой моя мама. Мама была членом партии, не раз видела Кирова на работе. А отец был рядовым красноармейцем В этой же армии и ушел с ней в знаменитый поход на Кавказ. Может быть он был рад именно такому направлению, так как сам он родом из Дагестана. Однако пройдя в пешем строю по пескам астраханской пустыни, он не дошел даже до Кизляра; его свалил сыпной тиф. Ваш и сыпной тиф были бичом тех лет. От сыпняка бойцов выбивало из строя больше, чем от пуль. Сейчас даже трудно себе представить, какая это была беда для страны. Вшами были осыпаны не только бездомные, беспризорные, армия, но буквально, в той или иной мере, все. Сыпной тиф валил людей без разбору. И борьба со вшивостью оказалась приоритетной. На стенах пестрели лозунги типа "Победим вошь или вошь победит социализм". Трудность борьбы состояла в том, что ко вшивости привыкли. Обычная картина: на крылечке две девушки, голова одной на коленях другой, занимающейся "охотой" в волосах первой. И - никакого стеснения. Конечно, санпропускники на вокзалах, пристанях и везде, где только возможно, сделали своё дело и в ВОВ 41-го-45-го годов, ничего сравнимого не было, хотя санпропускники и были, может быть, существуют и сейчас. Вот и с папой получилось так, что он с каким-то санитарным транспортом больных тифом солдат был отправлен обратно в Астрахань, определён куда-то на лечение, наконец, где-то в конце 20-го он был уже дома, демобилизованный из армии.

Волга

Прикреплённые к одной из столовой "ARA", мы ежедневно один раз получали несколько ложек вкуснейшей маисовой каши и по два ломтика удивительно белого хлеба. Миски с кашей вылизывали и потом счастливые бежали к Волге (лето 23-го). В те времена берег Волги в черте города был сплошь застроен пристанями с деревянными настилами на сваях. Не было ни пляжей, ни прогулочной набережной с видом на Волгу. Астраханцы были изолированы от своей реки. И только одна единственная пристань - пристань №17 - была "парадной" для приёма пассажирских судов. Но до нее нам было очень далеко и мы довольствовались 5-ой. Выискав на её кромке свободный от служебных предназначений участок, мы устраивались на нём, свесив голые ноги к воде. Я - старший, мне 11 лет, чувствуя ответственность за безопасность, требую, чтобы брат мне подчинялся. Мир вовсе не казался нам ужасным. Наоборот; очень даже привлекательным. А Волга? О Волга! Солнце, водная сверкающая гладь и даль. Даль, которая, если смотреть в сторону, откуда Волга течёт, представляется бескрайней. И в той таинственной, манящей дали, в дрожащем от зноя воздухе рождались призраки кораблей, которые с приближением воплощались в желанные, с нетерпением ожидаемые, красавцы - пароходы (колёсные) и теплоходы (винтовые). В те времена была удивительная свобода доступа на пароход пока он пребывал в Астрахани для разгрузки, загрузки, заправки перед очередным рейсом в верх по Волге. Можно было зайти на пароход (теплоход) и гулять на его палубе. Для нас с Борей это было высшим наслаждением. Особенно в моменты маневрирования судна между пристанями Иногда напарывались на окрик: "А ну прочь отсюда, не мешай, шастают тут". И не более того. Но зато мы упивались зрелищами отчаливания, причаливания, видами на плывущую мимо нас Астрахань, его крепость с величественным пятиглавым собором и колокольней, под стать той, что в Московском кремле. А на противоположном берегу - Форпост: так назывался посёлок, расположенный там. Посреди Волги, между берегами - большой, длинный остров - в те времена голый, песчаный. Всё это плыло перед нами, пока пароход замысловато двигался между пристанями. И не было для нас более приятного времяпровождения, чем разгуливать по палубе и с острым любопытством всматриваться не только во вне, но и в само судно, его устройство; благо пассажиров нет, только команда, вроде как бы не замечающая нас и даже благосклонно к нам относящаяся.
Читатель, вероятно, заметил, что родительское око не было очень строгим и мы были достаточно свободными; было лето, каникулы, и я не помню, чтобы нам досаждали допросами " где ты пропадал", "почему без разрешения?" и т. д. У нас была большая общность соседских мальчишек из соседних дворов. Играли в обычные, всему миру известные игры, типа "казаки-разбойники", лазили по крышам и даже устроили цирк на большом чердаке одного из сараев.
Но были и особенности, например, игра в "буй-тягу". Не буду сё описывать, но вне Астрахани я не встречал, что бы кто ни будь слышал о ней, И в лексиконе: не "пацан", а "лощь", в "захват не бить" и др.